Русский след в моде: «Русские сезоны» и haute couture

Дягилевские «Русские сезоны» обратили на себя взоры всего парижского бомонда. Консервативные французы были шокированы экспериментальной хореографией, экстравагантным колоритом и «неправильной» цветовой гаммой, которую демонстрировали наглые русские. Однако вскоре шок сменился почитанием и восхищением свободой, изысканной диковатостью и экзотической «русскостью». Подробнее мы рассказывали о новаторстве импресарио и его постановок в материале «Русский след в моде: «Русские сезоны» Сергея Дягилева». Его заслуга не только в раскрепощении балетного и театрального искусства, но и в том, что ему удалось свести в одно целое сценическое действие и моду, превратить костюмы и декорации в культурный феномен, объединить под своим началом гениальных художников и модельеров и в итоге оказать огромное влияние на модную индустрию XX века.

«Король моды» не раз опровергал связь его коллекций с балетами Дягилева. Дом моды и узнаваемый стиль действительно были созданы в 1903 году — до бакстовских «Клеопатры» и «Шахерезады». Постепенный отказ от утягивающих и жестких форм в пользу свободных, словно скользящих по телу, прямых силуэтов в эллинистическом духе переросли в интерес ориентализмом. Именно после первых представлений российской труппы Пуаре обратил внимание на восточные мотивы и сделал их своей визитной карточкой.

В 1911 году состоялась его скандально-известная вечеринка «Тысяча и две ночи», воплотившая в себе самые смелые представления о декадентском Востоке. Все, от костюмов приглашенных, до формы чернокожей прислуги и деталей интерьера, отражало дух нашумевших дягилевских постановок. Всех, нарушивших дресс-код либо просили покинуть мероприятие, либо предлагали переодеться в подготовленные заранее наряды авторства самого Поля.

Эта одежда была частью новой коллекции, посвященной золотому веку ислама. В нее вошли шелковые шаровары, туники с бахромой, традиционный предмет мужского гардероба из южной Азии — шальвар-камиз и всевозможные тюрбаны с драгоценными камнями и страусиными перьями. Кстати, французскому модельеру приписывают популяризацию этого экзотического головного убора. Это был первый в истории пример подобной рекламной кампании, когда роскошный бал превратился в настоящий модный показ. Спустя пару месяцев Пуаре представил Парижу свою «восточную» коллекцию, и уже на следующий день улицы французской столицы напоминали скорее сцену Opéra Garnier, где проходили знаменитые «Русские сезоны».

Связи француженки с Россией не ограничивается исключительно романтическими — о ее отношениях с композитором Игорем Стравинским и великим князем Дмитрием Павловичем известно довольно много. В 1920 году происходит знакомство Шанель и Дягилева, которое мгновенно переросло в дружбу. Габриель говорила о нем: «Я любила этого сумасшедшего русского, любила и уважала как настоящего гения. Он был абсолютно непредсказуем. И всегда, вопреки всему, побеждал там, где, казалось бы, должен обязательно проиграть! При этом Дягилев, что бы там ни говорили, никогда не думал о деньгах, а всегда только о том, как невозможное сделать возможным, а великолепное еще более потрясающим…».

Балеты Дягилева славились своей экспериментальностью и новизной, что сразу понравилось модельеру, освободившей современную женщину от корсетов, неудобных юбок, сковывающих движения силуэтов. Шокирующая простота и незамысловатость ее одежды стала настоящим модным феноменом и принесла ей невероятную популярность после постановки «Голубого экспресса» — нового дягилевского балета 1924 года. Постановка названа в честь знаменитого в то время поезда «Голубой экспресс», доставляющего парижский свет на Лазурный берег. Это первое «современное» представление «Русских сезонов», обстановка и сюжет которой реалистичны и узнаваемы. Персонажи пьесы — аристократ, пловчиха, чемпионка по теннису и гольфист — на протяжении всего действия демонстрируют комфортные костюмы в спортивном стиле, похожие на те, что модный Дом Chanel представил сезоном ранее.

Обращение к спортивной тематике в моде было обусловлено и тем, что летом Париж стал городом, принимающим Олимпийские игры. Джемперы, гольфы, спортивные туники, трико из джерси и плотная шерсть оказались на пике популярности. Использование повседневной одежды в рамках театрального представления казалось чем-то неправильным — о таком просто никто не мог подумать. Но этот риск оказался невероятным прорывом, как для балетного искусства, так и для моды.

Коко обожала не только Дягилева и его творчество, но и прониклась самой Россией. «Любая уроженка стран Запада должна сделать все возможное, чтобы понять, что же такое «славянский шарм». Я была очарована русскими. Их вечное «все мое — это твое» просто опьяняет», — говорила Шанель. Она была влюблена в традиционный русский костюм, славянские вышивки, яркие цветовые сочетания, отсылки к которым можно заметить не в одной коллекции модного Дома.

В 1976 году модный Дом Yves Saint Laurent представил, по словам модельера, свою «самую красивую» коллекцию Opéra-Ballets Russes. Модное шоу, проходившее в парижском отеле InterContinental, стало первым показом для широкой публики — ранее подобные презентации проводились для узкого круга лиц. Коллекция, состоявшая из 110 образов, представляла собой некий симбиоз всех представлений дизайнера о России. Величие дореволюционной монархии, русские сказки, влияние татаро-монгольского ига и, конечно, русские опера и балет — неотъемлемые части российской идентичности, отразившиеся в коллекции молодого Ива. Модельер признавался, что именно «Русские сезоны» Сергея Дягилева и эскизы Леона Бакста повлияли на него во время работы.

В своих постановках гениальному импресарио удалось передать неповторимую русскую самобытность через призму истории, через взаимопроникновение культур Запада и Востока и показать все многообразие и уникальность российской идентичности. На подиум выходили модели в широких подпоясанных юбках и широких рубахах-блузах, жакетах с небольшой баской как в традиционном русском костюме — «парочке», шароварах, отороченных мехом, накинутом на плечи платке и в соболиной шапке. Фантазия, где друг за другом идут герои русского фольклора, крестьяне и бояре, казаки и цыгане в ярких костюмах, поразила парижскую публику экзотичностью и полностью отличалась от элегантных и скромных в своей декоративности прошлых коллекций Дома.

Подобный шокирующий эффект произвели известные антрепризы Дягилева более полувека назад. «Это революционная коллекция, меняющая направление в мире моды», — писал журналист из New York Times. Действительно, показ 1976 года стал одним из самых запоминающихся и ярких событий модного Дома за всю историю его существования. «Я эгоистично воплотил все мои мечты, мою любимую живопись, любимые оперы и балеты, — говорил сам модельер, — ведь женщинам тоже нужно мечтать».

В 1996 году эксцентричный британец Джон Гальяно распахнул двери консервативного французского Дома и немедленно начал вводить собственные правила в Christian Dior. Известный своей театральностью и нарочитой драматичностью, он стал автором самых скандальных, провокационных и успешных коллекций модного Дома. Первое шоу дизайнера — Christian Dior Spring 1998 Couture — до сих пор считается одним из лучших в карьере Гальяно и истории Дома. За декоративностью и экстравагантностью его манеры скрывается очень тонкий, глубоко интеллектуальный подход — Гальяно увлекался историей, читал много литературы об искусстве, что делало его коллекции осмысленными, наполненными аллюзиями и отсылками, понять которые могли далеко не все.

Кутюрный показ 1998 года был вдохновлен эстетикой начала XX века. Молодой дизайнер объединил в одном шоу ключевые, по своему мнению, символы, отражающие ту эпоху: «Русские сезоны» Сергея Дягилева, восточный декаданс Поля Пуаре и образ невероятной Маркизы Луизы Казати, итальянской аристократки, эпатирующей весь высший свет своими легендарными выходами со змеей вместо колье на шее или в сопровождении гепарда на бриллиантовом ошейнике. По мраморной лестнице Opéra Garnier, где в начале столетия проходили знаменитые дягилевские балеты, шли femme fatale в театральных пальто с норковым мехом, драпированных платьях из золотого и серебряного шелка, вышитых стеклярусом и цветочными узорами.

Их лица были выбелены из-за чего дымчатые глаза и почти черные губы производили магический, даже гипнотизирующий эффект. Именно такой грим использовался танцовщицами экзотических антреприз Дягилева для придания образу гаремной таинственности. Этим пользовалась и прославленная маркиза Казати. В сочетании с огненно-рыжими взлохмаченными волосами она напоминала некое сказочное, немного пугающее существо, обитающее в своем отдельном ото всех мире. Кстати, многие наряды для аристократки выполнялись по эскизам уже известного Леона Бакста, бывшего художником «Русских сезонов». Парижский Дворец Гарнье в тот вечер напоминал культовый бал Поля Пуаре 1911 года «Тысяча и две ночи», проникнутый роскошью и загадочной атмосферой влекущего Востока. Блеск драгоценных камней и золотой парчи, чувственные розы на белоснежном шелке, широкополые шляпы, скрывающие от зрителей лица моделей, меха и всевозможные драпировки, ориентальные орнаменты и поразительная холодность и вместе с тем привлекательность героинь этого показа наилучшим образом передали дух и настроения начала века, соединившись в одно восхитительное представление и фантазию Джона Гальяно.