Светлая ночь

24 декабря, 20:14

— Señorita!

Сотрудница аэропорта Барахас Оливия с роскошной шевелюрой, напоминавшей пасту fusilli bucati, подозвала к себе девушку, которая стояла у стоек регистрации с чемоданом цвета шампань и новенькими пакетами с логотипом El Corte Inglés.

— Анна Калашникова? — обратилась к ней Оливия на английском.

— Да..? — сказала девушка, резко повернув голову. Зеленые глаза, из под красного берета до самой талии спускаются орехового цвета волосы.

— Дайте свой паспорт, пожалуйста, я скажу адрес отеля, где Вы сможете переночевать, чтобы завтра вылететь домой. Кроме того…

— Простите, Вы не могли бы говорить по-испански. Так будет лучше, — Анна смущенно улыбнулась и протянула паспорт.

— О! Как замечательно! Вы говорите на испанском! — Оливия перешла на родной язык с таким радостным оживлением, будто прямо сейчас выиграла в лотерею Once.

— Тогда смотрите. Вот адрес гостиницы, — она деловито ткнула ручкой в маленький листочек бумаги. — Мы заказали для Вас такси, оно сейчас подъедет и отвезет до отеля. Наша авиакомпания постаралась сделать все возможное, чтобы в рождественскую ночь Вы не остались спать прямо здесь. К сожалению, все ближайшие гостиницы от аэропорта уже заняты, поэтому мы забронировали отель в городе. Такси подъедет вон к тому выходу, — Оливия указала куда-то вправо, и на ее руке с зажатой между пальцами ручкой, тут же зазвенели многочисленные браслеты.

— Хорошо, я поняла. Спасибо большое... Оливия! — Анна вовремя успела прочитать имя на рубашке девушки.

— Счастливого Рождества!

Анна набрала чей-то номер и после короткого разговора покатила свой чемодан к стеклянным дверям. Если честно, она настолько устала за весь этот суетной день, когда вылет дважды переносили и столько же раз откладывали, что почти готова была остаться ночевать прямо в аэропорту. И еще: ей не особенно хотелось лететь домой. В предстоящую новогоднюю ночь в Москве она с большой долей вероятности получит в подарок обручальное кольцо. Костя (с ним она и разговаривала по телефону) уже выведал у нее размер безымянного пальца, а она сделала вид, что ничего не заподозрила. Смешно... Он хороший, и она могла бы даже сказать, что любит его… но просто как человека, родственника, друга. Или, может, она любит Костю за то, что он любит ее? Анна специально взяла отпуск на несколько дней, чтобы в рождественской суматохе Мадрида, города, с которым она нашла общий язык (во всех смыслах) еще во времена учебы здесь, услышать себя. Неожиданная задержка рейса показалась ей чем-то вроде знака или, может, подарка судьбы: еще немного оттянуть неприятный момент, еще немного побыть в этом прекрасном городе, еще чуть-чуть подумать перед тем, как сделать кому-то больно. Кому-то, кто тебя любит. А ты его нет. Или да? «Что вообще есть любовь? Может, все эти мои сомнения, наоборот, — признак верного пути? Может, так все и выходят замуж?», — устало думала Анна.

20:22

Теплый желтый свет уличных фонарей, прохладный зимний вечер с редкими снежинками (в прогнозе обещали сильную метель, что и послужило причиной задержки рейсов) и никаких людей вокруг. Анна вспомнила, как в детстве мечтала оказаться в рождественской Европе. Виной этому красочные книги зарубежных писателей и фильмы, где все проблемы героев решала наряженная елка и праздничный ужин. Но в реальности именно 24 декабря в католических странах жизнь останавливается — семейный праздник Рождество отмечают дома. Поэтому, если вы одинокий турист, то провести эту ночь придется в отеле. И повезло, если вы успели закупить хоть какую-нибудь еду. Все местные по домам и все закрыто.

20:40

Такси все не было. Анна оглянулась на стеклянные двери, чтобы найти кудрявую Оливию. Но нет — девушка уже куда-то испарилась. «Может я перепутала выход?». Экран телефона осветил лицо, отразившись белыми бликами в зеленых глазах. Анна начала подозревать, что за ней никто уже не приедет — это же сочельник, да еще в Испании! Снегопад усиливался. На официальном сайте мадридского транспорта говорилось, что 24 декабря el metro de Madrid работает до 22 вечера, а двери закроются в 21:30. Анна решительно покатила свой чемодан обратно в аэропорт, чтобы прямо оттуда спуститься в метро пока еще не поздно.

20:56

Пустой вагон лениво вез ее обратно к центру города, откуда она приехала несколько часов назад. Анна, сверив адрес отеля по карте и смирившись с неожиданным рождественским приключением, расслабленно ехала до нужной станции. Она откинула голову назад, прислонившись макушкой к прохладному стеклу вагона, а мозг «услужливо» гонял в голове: «Laaast Christmas I gave you my heart...».

21:35

Выйдя из метро, Анна сверила свою локацию с картой, и колесики ее элегантного чемоданчика задребезжали по плитке, оставляя извилистые ленты следов на снегу. На противоположной стороне улицы она заметила человека. Мужчина. Его походка выглядела странно: он как-то неуверенно шел или даже — метался — то вперед, то назад. Вертел головой, как безумный, будто потерял кого-то. Заметив Анну, он побежал к ней, пересекая улицу. Расстегнутое пальто полностью распахнулось от ветра, показав белый свитер вязаный восьмеркой. «Очень по-рождественски», – подумала Анна.

— Извините! Извините! — запыхавшись выговорил странный человек, жестом останавливая Анну. — Oh, Dios, какое счастье, что вы здесь! Можете помочь? Всего на пять минут! Пойдемте! — он уже подхватил ее чемодан прямо за длинную ручку, которая тут же треснула у пластикового основания.

— Вы... — от такой наглости Анна даже не смогла сразу выговорить нужные слова. — Куда вы?! Я сейчас позвоню в полицию! — Анна не трогалась с места, боясь приближаться к этому сумасшедшему. Пакеты из El Corte Inglés она сжимала в левой руке, а правой уже набирала (по крайней мере, делала вид) номер полиции.

— Нет! Не надо полицию!.. Стоп, а вы что — не испанка?! — мужчина, парень, которому на вид было лет 30, удивленно уставился на Анну.

— Да, вы напали на иностранного гражданина! Оставьте мой чемодан и не приближайтесь ко мне, — Анна произнесла это спокойно, но твердо. Надо сказать, что внешне молодой человек совсем не выглядел маргиналом. Небольшого роста, короткая стрижка, глаза большие и темные, как две иберийские оливки.

— Но вы отлично говорите на испанском!.. Понимаете, вот это, — он показал на здание справа, как будто проводил экскурсию. — Это госпиталь! Там сейчас моя мать, и она умирает! Пойдемте со мной, мне нужно, чтобы она вас увидела…

— Меня?!.. Почему меня? — опешила Анна.

— Быстрее, быстрее! — сумасшедший парень уже тянул ее за собой, параллельно таща по брусчатке бедный сломанный чемодан.

21:41

По коридорам госпиталя в рождественскую ночь неслись парень в вязаном свитере с чемоданом в руке и девушка с растрепавшимися волнистыми волосами. Берет упал где-то по дороге.

— ¡Mamá! Мы здесь! Ты слышишь меня, mamá? — парень отпустил руку Анны и склонился над лицом матери, пытаясь привлечь ее внимание. На высокой больничной кровати, окруженная разными приборами и капельницей, лежала седовласая женщина. Ее волосы раскинулись по подушке, глаза были слегка приоткрыты.

— Бланка, — женщина тихо произнесла женское имя и попыталась поднять руку. — Бланка… ты здесь? Подойди…

— Да, mamá, она здесь! — парень рукой подозвал Анну поближе. — Можете ничего не говорить, просто возьмите ее за руку… — скороговоркой прошептал он.

Анна приблизилась к женщине и осторожно накрыла ее руку своей. Та на несколько секунд задержала взгляд на лице Анны, закрыла глаза и с облегчением проговорила: «Как хорошо, что ты успела приехать…».

22:19

— Прости. Я даже не спросил, как тебя зовут.

— Анна.

— Мануэль. Очень приятно, Анна. Я безмерно благодарен тебе…

Женщина, мать Мануэля, заснула навсегда четверть часа назад.

— Я очень соболезную, Мануэль... А Бланка — это…

— Это моя сестра, — пояснил он.

Они стояли у больничного окна и смотрели на пустынную заснеженную улицу в свете фонарей.

– Она не смогла приехать?

— Она погибла, в автокатастрофе две недели назад, — сказал он на одном дыхании и прикрыл глаза руками. — Я не решился сказать об этом матери. Не хотел, чтобы она умирала, зная, что ее дочери больше нет…

Мануэль замолчал, не убирая руки от лица. Анна смотрела на него в отражении оконного стекла, за которым кружили снежинки, и не знала, что ей сделать, что сказать…

— Думаю… мне стоит уйти, — наконец решилась она нарушить тишину. — Желаю тебе счастья… и с Рождеством, — Анна слегка дотронулась до его плеча.

Мануэль уже смотрел в окно, неподвижно, будто спал, стоя и с открытыми глазами. От касания Анны он будто проснулся и снова вспомнил, где находится.

— Нет!.. Не уходи! — он так резко это сказал, что девушка даже вздрогнула от подобного приказного тона.

— Прости... — добавил он уже спокойнее, видимо, сам испугавшись своего голоса. — Так нельзя, я не могу оставить того, кто мне помог в Рождество. Пойдем, я на машине... А! Или ты в аэропорт? — спохватился он, посмотрев на ее чемодан.

— Мой рейс задержали, вылетаю завтра утром. Тут отель неподалеку, в который… — она не успела закончить.

— Ана, — он произнес ее имя на испанский манер с одной «н». — Я не хочу оставаться сейчас один, и раз уж мы оказались здесь в рождественскую ночь, поехали со мной. Я отвезу тебя утром в аэропорт, — решительно сказал он. — Но, пожалуйста, не оставляй меня одного. Пожалуйста, — блестящие лакричные глаза смотрели не моргая, но взгляд уходил будто куда-то сквозь, будто он смотрел на нее через некую пелену.

На улице он спросил:

— Откуда ты?

— Из России, я русская.

Он кивнул, будто уже догадался, будто так и должно было быть.

— Моя мать русская. Была.

22:32

Они молча ехали по одиноким улицам. Снег падал огромными ватными комьями. Кое-где мерцали украшения и гирлянды, золотистый свет окон украшал фасады домов с черными коваными балконами. Сейчас вся жизнь города была за этими окнами, где за большими столами отмечался главный семейный праздник. «Какая странная ночь. Рождество, умирающая русская женщина, снег в Мадриде, где его отродясь не бывает, и я — в центре всего этого...», — думала Анна, устало прислонившись к стеклу и иногда осторожно поглядывая на Мануэля, который с серьезным лицом вел свой темно-зеленый Mini в направлении, известном только ему.

Возможно, сказывалась усталость и шок от неожиданного знакомства и последующих скорбных событий, потому что Анна ловила себя на чувстве, что ей совсем не страшно ехать вот так, ночью, с этим едва знакомым парнем. «Получается, есть такие события, которые могут объединить за считанные минуты даже больше, чем порой за всю жизнь?..».

23:33

— ...отец приезжал к нам не на Рождество, а 31-го декабря, когда все обычно собираются в барах и веселятся с друзьями на улице, едят виноград на Puerta del sol и все такое. А я всегда ждал его в сочельник… Надеялся, что когда-нибудь мы соберемся за столом все вместе: мама, сестра и я. Но мы были «второй» семьей и с этим приходилось мириться. Хотя мама и говорила, что в России Новый год важнее Рождества, — Мануэль задумчиво провел рукой по волосам.

— Знаешь, мама его очень любила. Отца. Она всегда ждала его, ждала «навсегда». Он обещал, что решится, что разведется с той женой, уладит дела с детьми... Но, видимо, так и не смог… Хотя всегда казалось, что он и так живет с нами, потому что mamá держала на кухне на видном месте его кружку, а в ванной — полотенце и зубную щетку. И он знал, что в любой момент может приехать, что это его дом, где ждут, где любят. Он сам очень переживал, я знаю… Отец был старше матери. Однажды он приехал к нам и ему стало плохо. Сердце, — он отпил кофе из кружки с огромной черной латинской "B".

Мануэль взял с книжной полки рамку с фотографией двух симпатичных задорных малышей-двойняшек, которые стояли по обе стороны от женщины с длинными светлыми волосами в голубом платье.

— Он любил нас, — сказал он будто не Анне, а этим троим на фото. — Просто не смог решиться оставить другую жизнь. Разрывался на две части. И не выдержал…

Анна слушала его, сидя на стареньком диване цвета крем-брюле в кухне-гостиной. В этой квартире явно любили книги — они занимали весь стеллаж из трех секций от пола до потолка вдоль стены. Мануэль, заметив ее интерес к библиотеке, объяснил, что мама любила читать и у них дома много русской литературы.

— Никогда бы не подумал, что в моей жизни будет такое Рождество, — Мануэль стоял у окна, бережно держа кружку обеими руками. — Надо же, какой снег… У нас это редкость, — он по-детски завороженно смотрел на белый пух, все без устали падающий сверху на уже и так белую землю. — Это в честь мамы, — серьезно сказал он.

Анна молча наблюдала за ним и за снегом, не смея прервать тишину этого, должно быть, сакрального для Мануэля момента.

— Я совсем забыл! — вдруг спохватился он. — У меня же есть чай! Хочешь? Мама рассказывала, что в России пьют чай с лимоном. Анна улыбнулась.

— Можно, спасибо, — она поняла, что ему просто необходимо приготовить этот чай. Не для нее, а в память о матери.

Мануэль набирал воду в чайник.

— Расскажи пока о себе. Откуда ты так хорошо знаешь испанский?

— Я лингвист, училась какое-то время в Мадриде по обмену.

— Так ты здесь живешь?

— Нет, я живу в Москве, куда вчера и должна была улететь. Но…

— ...вместо этого оказалась в доме странного парня, который вывалил на тебя все свои проблемы, — продолжил за нее Мануэль.

— Ты что, все нормально! — поторопилась успокоить его Анна. — Значит это моя рождественская миссия в этом году, — она слегка улыбнулась. Несмотря на трагичность ситуации из-за которой они встретились, на душе вдруг стало светло. Падал снег, шумел чайник, Мануэль что-то суетливо искал в кухонных шкафчиках. Анна дотронулась до волос и вдруг поняла, что потеряла свой красный берет.

— У тебя красивые волосы, — Мануэль поставил на столик у дивана стеклянный заварочный чайник и две белые чашки.

— Спасибо! Кстати, у меня как раз есть кое-что к чаю… — Анна достала из пакета El Corte Ingles коробочку с марципаном в виде разноцветных фруктов.

— Но ты, должно быть, везла это в подарок, — удивился Мануэль.

— Да, это предназначалось моей будущей свекрови, но я передумала, — задумчиво, но с иронией ответила Анна, уверенно срывая целлофан с коробки.

— Передумала дарить? — Мануэль непонимающе смотрел на нее.

— Скорее передумала становиться женой ее сына, — Анна помолчала и продолжила. — Знаешь, когда я узнала, что рейс задержали, то даже обрадовалась. Мне хотелось оттянуть момент, когда я буду чувствовать себя очень плохой, — она горько усмехнулась. — Я виновата — не могла уйти раньше, не могла признаться самой себе, что не люблю по-настоящему… Мне не хватало духу разрушить его реальность, то, как он видел нас. И вот теперь я знаю, что меня ждет кольцо в бархатной коробочке, но мне придется оттолкнуть человека, который хочет мне его подарить. Честно говоря, если бы не сегодняшняя ночь, возможно, я бы до сих пор сомневалась. Но отложенный рейс, больница, твоя мама… Я поняла, что на самом деле давно уже приняла решение. Хотя чувствую себя подлой предательницей, — Анна сосредоточенно глядела на чайник, вода в котором постепенно становилась янтарно-зеленой. Мануэль же, напротив — впервые за несколько часов их знакомства внимательно смотрел именно на нее, будто наконец-то мог разглядеть. Спокойно выслушав, он сказал:

— Ты даже не представляешь, сколько любви есть в том, что ты собираешься сделать. Да, это звучит странно. Но в конечном итоге ты сделаешь вас обоих гораздо счастливее. Ты не предательница. Ты спасаешь от ошибки и его, и себя. Суметь вовремя сказать «стоп» — поступок.

25 декабря, 05:30

Мануэль спал на диване. Он крепко заснул часа в 3 ночи, прямо как был, в своем идеальном зимнем свитере, когда Анна на несколько минут отлучилась в туалет. Она же свернулась клубком в кресле и, поставив будильник на 05:30 утра, тоже мгновенно уснула.

Когда телефон заиграл мелодию, Анна порывисто выключила ее и, проверив, что хозяин квартиры не проснулся, тихонько прошла в ванную. Почистила зубы пальцем и пастой, без щетки — боялась разбудить Мануэля, доставая свою из чемодана. Ей хотелось уехать тихо, не прощаясь. Вчерашние события казались сном — пусть все так и будет. Они много говорили ночью, поэтому сейчас лучше помолчать, рассудила Анна.

08:03

Первое, что увидел Мануэль проснувшись — чашки с ледяными остатками чая, полупустая коробочка марципанов и книга. Сборник рассказов Чехова, открытый на странице с заголовком Sobre el amor («О любви«) . Сверху лежала записка: «Мануэль! Неизвестно увидимся ли мы когда-нибудь вновь, но точно знаю, что эту историю мы будем рассказывать своим детям. Соболезную… Будь счастлив! Feliz Navidad! Анна». В постскриптуме значилось одиннадцать цифр.