То,  как она играет со временем, будто нажимая на кассетнике «стоп».
То, как она легко переводит описание с макро на общий план, потом берет микроскоп и смотрит душу.
То, как изучает смех через разные плоскости понимания свободы.
То, как музыка Баха заряжает нотами на каждой странице, не фальшивыми, живыми, точными.
То, как лавирует между рождением и смертью, математическим мышлением и христианскими псалмами.

Сюжет строится вокруг, на первый взгляд, обычной петербургской семьи, ожидающей Рождество. Пятилетняя девочка Стеша методично открывает окошки Адвент-календаря, радуется каждой новой шоколадке, а родители – математик Костя и музыкальный историк Аня – сдержанно предвкушают праздник, скорее меланхолично и отрешенно, с какой-то иррациональной надеждой на чудо. Они вспоминают фрагменты из своей жизни, пытаются свыкнуться с полученным, чаще травматичным опытом. Оба серьёзны и сконцентрированы внешне, но собирают - что бы вы подумали? Коллекцию «чужого смеха». Смех как один из символов романа, через смех писательница дает характеристики всем действующим лицам, и россыпь эпитетов к смеху поражает.

Петербург выступает цельным персонажем романа - такой привычный, холодный, безразличный к судьбам петербуржцев. Или он всего лишь помпезная декорация к миллионам жизней? Угадывается каждый поворот – вот сквер, далее детская площадка, еще поворот – встречает Новая Голландия, издали видна мерцающая инсталляция Алиши Эггерт - вспорхнула «you are on an island» и превратилась в «you are an island». Это наши дни, ощущение, что вон Аня гуляет со Стешей на углу Декабристов и Английской. А вон Костя, на нем странная одежда, черный берет – понятное дело, человек науки. И вот они такие настоящие, живые, цельные, что немного страшно от синхронизации с жизнью.

Смех как один из символов романа, через смех писательница дает характеристики всем действующим лицам,

и россыпь эпитетов к смеху поражает.

Роман легко читается, с первых страниц разгон сумасшедший, с 80 страницы сбивает на поворотах, быстрый питстоп - и я опять вгрызаюсь в каждое слово, спотыкаюсь в ямах пропущенных запятых. Когда вижу первую убежавшую закорючку, возмущённо поправляю невидимые очки - это Ксения Букша смело переходит на верлибр, рассказывая о прошлом. Еще один изящный выбор метода общения с читателем, поток мыслей - поэзия чистой воды, она позволяет отпускать контроль, ведь наедине с собой какие могут быть знаки препинания.

И после смелой хулиганской формы сразу начинается дородное повествование, насыщенное метафорами и интеллектуальными завитками.

Этот роман по сути о времени, о том, как настоящее в череде событий, в обыденной рутине стремительно превращается в прошлое, Ксения Букша чайной ложкой перемешала быт и философию. Книга пронизана душевностью, музыкой Баха, атмосферой Петербурга. И сделав сальто где-то глубоко в душе, она отправляется на книжную полку с улыбкой и благодарностью.